Он шумно вздохнул и снова выругался на своем родном языке.
— Вы не слишком высокого мнения о моей нравственности, Анжела, не так ли?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я сужу на основании фактов, — сказала она.
Его глаза снова сверкнули. Он издал сдавленный смешок.
— Фактов, вами самой полученных? — съязвил он.
Анжела покраснела.
— Мне кажется, я вел себя безупречно, — насмешливо продолжал он. — Если помните, я даже предостерегал вас.
Она покраснела еще гуще. Ее глаза опустились под жгучим презрением его взгляда. Она не понимала, откуда взялось это презрение, но оно обрушивалось на нее так же неизбежно, как дикий ветер снаружи на ставни.
— Господь не велит мне оспаривать ваши свидетельства, — сказал Фил с ледяной яростью. — И, в конце концов, кто может вынести мне более справедливый приговор, чем нетронутая девица?
Он ловко вскочил на ноги. Анжела испуганно смотрела, на него снизу вверх. В гибком элегантном движении проступило нечто, говорящее о твердом намерении. Это тревожило. Анжела постаралась отодвинуться, в то время как он возвышался над ней в сгущающихся тенях, словно башня.
Быстрым, змеиным движением он схватил ее за руку и заставил встать. Она споткнулась о красивый коврик и чуть не упала. Фил не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на нее сверху вниз, его мрачные глаза были полузакрыты.
— Вам ничего не приходит в голову? — сказал он хриплым резким шепотом.
— Ч-что вы имеете в виду?
— Нужды простых смертных, — сказал он, кривя губы. — Не изгоев. Обыкновенных человеческих существ. Обыкновенные человеческие потребности: немного тепла, немного утешения. Для вас ведь существует только белое или черное, злодеи или святые.
Анжела была напугана реакцией, которую, похоже, сама невольно вызвала. Но она не была трусихой. Она решительно взглянула в его гневные глаза.
— Именно потому, что верю только свидетельству собственных глаз…
— Есть еще более важное свидетельство, — прервал он ее дрожащим от возбуждения голосом. — Поверьте ему.
Он протащил ее последние несколько дюймов по скомканному коврику и закрыл ей рот обжигающим поцелуем.
Такое действительно могло напугать. Но сильнее страха казался ненасытный голод, охвативший их обоих.
Анжела прильнула к Филу, ее пальцы запутались в его волосах.
— Я, кажется, теряю рассудок, — хрипло прошептал он. — О, Анжела!.. — Он издал звук, похожий на стон.
Его руки как тиски сжимали ее талию. Она дрожала. Губы Фила теперь нежно целовали ее подбородок, спускаясь ниже, к шее. Ей казалось, что все ее тело устремляется навстречу ему, как цветок к солнцу.
Она вздохнула. Объятия стали еще крепче. Со сладостным содроганием она ощутила, что он покусывает ей мочку уха и, в свою очередь, застонала. Стон прозвучал глубоким контральто. Анжела и не подозревала, что ее голос способен так звучать.
Она сама нашла его губы.
Этот поцелуй был еще дольше и еще яростнее. Когда Фил прервал его, ей пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы устоять в этом качающемся мире. Он-то стоял твердо, как скала.
— Анжела, я…
В ее глазах стояло изумление.
— Поцелуй меня еще, — перебила она.
Он сглотнул. Она видела, как дернулся его кадык.
— О Господи, если только…
— Я хочу тебя.
Он порывисто вздохнул. Тубы его покривились.
— Знаю. Но…
Анжела закрыла ему рот рукой.
— Поцелуй меня. Пожалуйста, — сказала она, всем телом прижимаясь к нему. Он прикрыл глаза.
— Вы не знаете… — сердито начал он.
— Так дай мне познать, — перебила она его с мягким вызовом.
Глядя из-под опущенных ресниц, она видела, что он принял вызов и отреагировал на него. Его губы опять покривились.
— Я, знаете ли, не намерен воспитывать невинных девиц.
Он не без труда отодвинул ее от себя и отступил назад. Анжела с недоумением воззрилась на него, не веря, что он смог так поступить.
— Не смотрите так на меня, — сердито сказал он. — О Господи, Сильвия, как всегда, была права.
— Сильвия? — еле слышно отозвалась Анжела.
Фил словно говорил сам с собой.
— Можно быть двадцатитрехлетней и абсолютно неопытной. Только мерзавец может воспользоваться… — Он осекся.
Анжела спокойно спросила:
— Так как же я могу избавиться от неопытности?
На этот раз вызов звучал жестко.
Фил, видимо, озадаченный, посмотрел ей в глаза. То, что он там увидел, заставило его свирепо проворчать несколько слов себе под нос. Ударом ноги он послал скомканный коврик в угол комнаты.
— Не надо было вас целовать, я знаю. Но… Анжелу такая реакция страшно задела, и она разозлилась. Вызывающе поглядев на него, она саркастически осведомилась:
— Это извинение? Его глаза блеснули. Он тихо шагнул к ней. На мгновение ей показалось, что он хочет снова обнять ее. Она затаила дыхание в ожидании. Лицо его застыло, как маска. Но вдруг он мягко усмехнулся.
— Нет. Не могу я извиняться за то, что мне было приятно.
Приятно! Это было слишком тривиальное слово для обозначения того, что она чувствовала и, как ей казалось, он тоже. Она впилась глазами в его лицо, пытаясь убедиться, что не обманулась.
Он бесстрастно выдержал проверку. Одна из темных бровей изогнулась. Ледяным голосом он произнес:
— Вам надо кое-что запомнить, дочь миссионера. Мужчинам приятно целовать красивых девушек.
Анжела восприняла это как пощечину. Она была достаточно проницательна, чтобы понять, что он всего лишь пытается заставить ее отступиться от него. Но надо было подумать и о собственном достоинстве.